Что бы почитать в июле: ТОП-5 современных "киевских" романов
История города в современной литературе обязательно складывается из его повседневной метафизики, а иногда даже демонологии. Ведь в урбанистическом пейзаже наших дней никто не отменял "фольклорную" составляющую мистики и даже метафизики. Места силы стянуты здесь в карту революционных событий, а офисные болотца продолжают затягивать в бытовую трясину молодые жизни героев этой прозы.
СМОТРИ ЕЩЕ Что бы почитать в июне: ТОП-5 современных "киевских" книг
Міла Іванцова. Я тут живу. – К.: KM-БУКС, 2016
Есть такой удобный литературный способ рассказывать историю семьи, рода и даже династии – берется дом, в его квартиры "заселяются" герои с разными судьбами, и готово – социальный срез не то что "маленькой такой компании" можно представить, но даже судьбу целой страны в характерах и лицах живописать. Почти то же самое случается в истории с этой книгой с рабочим названием "Кинь-Грусть, або ріелторський роман". С одной стороны, он о хрупкой женщине, "двигающей недвижимость" в столице 2010 года, где "у невеличкій кімнаті зазвичай метушилися спеціалісти з продажу нерухомості, коли бували на фірмі, а з дев’ятої ранку до шостої вечора працювали ріелтори з оренди, вільні від переглядів квартир", а с другой – роман вошел в тройку победителей конкурса Андрея Куркова "Евроформат".
Действительно, офисные будни, осмотры квартир, общение с клиентами, жильцами и коллегами, обязательные производственные интриги и даже "настоящая любовь" - весь этот калейдоскоп микросюжетов складывается в симфонию типичного "городского" романа. И это тоже довольно высокая оценка, поскольку их у нас немного - типичных романов современной литературы, ведь авторы все больше в остросюжетное чтиво метят, а уж нетипичной бывает только пневмония.
И хоть называется эта книга "романом про маленьких людей у великому місті", но по сюжетному охвату это настоящий урбанистический эпос, городская сага и полновесный киевский архив, в котором хранится картотека героев и персонажей. Здесь есть и криминальная линия, и проблема детей и отцов (точнее, матерей), и простые житейские трудности, вскипающие в финале настоящей трагедией. Иначе тогда и быть не могло – ведь автор вроде бы описывает три осенних недели, а на самом деле, это время, наступившее после весны первого Майдана и до заморозков второго, после чего многое в жизни этих людей изменилось. Ну, а пока… "- Що ти робити в ця країна, Танья? - спрашивает "нездешний" герой "местную" главную героиню. - Я тут живу… Я без цього пропаду. Може, я теж тут для чогось потрібна… - усміхнулася жінка, вмостилася зручніше на підкладеній під її голову чоловічій руці, і знову погляд її полинув у синє осіннє небо".
Алексей Никитин. Санитар с Институтской. – К.: Люта справа, 2016
Герои этой книги киевского автора, регулярно выпускающего интеллектуальные бестселлеры в России, и впервые опубликованного в Украине, все сплошь узнаваемы и знакомы. Да и может ли быть иначе, если речь о событиях на Майдане в 2014 году. Пускай даже все начинается в областной психушке, куда помещен главный герой, "бывший поэт и бывший редактор самого хулиганского киевского глянца". И закрывая за ним дверь с табличкой: "Отделение пограничной психической патологии и психосоматических расстройств", мы уже догадываемся, какой дурдом будет сопутствовать нашему путешествию по всем четырем главам книги. Ну, и заодно по волнам семейной памяти. С историческими остановками во времени, когда при имени одного из предков героя - легендарного прадеда героя романа, "ровесника Ленина и попа Гапона" - "Грушевский добродушно, но очень иронично ухмылялся в бороду, а Винниченко демонстративно надевал соломенный брыль, изображал сонного дачника".
Неудивительно, что "двоюродного внука" этого радикального персонажа, издавшего в начале ХХ столетия первый в Украине "самостийный" манифест, кривая сюжета вывела прямиком в жестокую реальность. И даже рассказавший его историю друг, словно минуя все жанровые условности, в последней главе "обошел невысокое декоративное ограждение, отделявшее его от Майдана, и смешался с протестующими". Дальнейшее его друзья наблюдают издалека, из заграницы, вместе с посетителями бара, застывшими перед экраном плазмы. На котором – уже известные всему миру сцены расстрела демонстрантов снайперами.
Вікторія Амеліна. Синдром листопаду, або Homo Compatiens. – Х.: Віват, 2015
Каждому в этой необычной книжке видится свое. Писателю и автору предисловия Юрию Издрыку - психологические девиации, эмпатия и бред. Телеведущему Юрию Макарову, написавшему отзыв на обложку – та же эмпатия и модная психоделия. Сама же автор считает, что ее текст - "про смерть і воскресіння бога, де бог - пересічний, анітрохи не героїчний, "диванний" українець".
Как бы там ни было, но пунктирная линия революций во всем мире завязывается в этом романе прочным узлом вокруг Майдана. Словно в фильме "Оранжлав" - такой же "диванной" истории о запертых в квартире героев, которые в щелку заклеенных окон наблюдают за событиями, изменившими мир. При чем здесь, спросим, "оранжевая" любовь? Тем более, если юность героя романа проходит в детдоме, где ночью бьют, накрыв простыней, а днем этого стараются не замечать воспитатели, "над якими ви ж ніколи не влаштовуватимете Нюрнберзький процес". Ну, во-первых, любовь здесь все-таки живет, особенно когда "Лізка підвела на мене свої непропорційно великі очі, як в якоїсь чарівної риби - щось таке я бачив у далекому дитинстві, у якійсь дитячий розмальовці: - Я гарна чи ні?". Во-вторых, такое же замкнутое, словно в детдоме, пространство герметичной ситуации 90-х, в которой оказывается герой , не особо отличается от "майданной" квадратуры круга в "замкнутой" истории "Оранжлав". "Світ забув про нас, виріс і змінився за парканом дитбудинку, як і ми, обнесені парканом, виросли і змінилися, але по-іншому", - отмечают в "Синдроме листопада", и речь о другой любви с Историей. "На мою думку, світ змінюють не революції, а історії, розказані про них, - убеждена автор. - Зрештою, якби четверо дебютантів-репортажистів не розповіли світові про жертву Христа, як би ця історія, навіть ця велика історія, врятувала нас?".
Іда Ворс. Записки про нашого хлопчика. - Нора-Друк, 2015
Речь в этом сборнике коротких историй, слагающихся в грустный и пафосный гимн и безусловный роман с эпохой - о советских хиппи, то есть о сознательной стилизации жизни и творчества, которое продолжалось не слишком долго. По крайней мере, из предисловия можно о временных рамках можно узнать поточнее: "Якщо не рахувати дисидентів, вони були першими вільними людьми в тій невільній країні за п’ять хвилин до її скону". Что же касается исторической правды, то ждать, "коли помре твоя краса", иногда приходилось еще меньше. И хоть "вони могли ходити на роботу вряди-годи, мати родину, мешкати в стандартній квартирі, а все одно бути ідейними "піплами": цінували свободу, сповідували пофігізм і були готові в будь-яку мить вирушити назустріч пригодам без копійки в кишені", но аналогия с диссидентами все равно не идет из головы. Интересно, на какой чаше весов отмерять после этого "врагов народа", у которых не было ни пофигизма хиппи, ни лагерной библиотеки с футболом, как у диссидентов? Причем в книжке Иды Ворс это даже не украинские хиппи, как в Илька Лемка в "Снах в Святом Саду", а просто советские. Кое-какая жизнь, конечно, была и у них: "Наш Хлопчик і таргани", "Наш хлопчик і море", "Наш хлопчик і баби" - рассказывает о ее экзотике автор книги. Не забывая уточнять заодно и специфику: "ЛТП – лікувально?трудовий профілакторій. За Радянського Союзу, система лікувальновиправних установ для алкоголіків та наркоманів, в подібний заклад нещасний відправлявся за рішенням суду. На наших теренах, найближчий ЛТП знаходився у м. Глеваха. Увічнений в київському пісенному фольклорі".
Марія Зоря. Гра з вогнем: Диявол не бреше.– Л.: Кальварія, 2015
Напрямую имена наших славных корифеев литературы в этом романе не называются. А зачем? Ведь в истории о мистическом конкурсе рукописей "Ночь с Вельзевулом", о котором речь в "Грі з вогнем", они "зробилися впізнаваними, як зірки серіалів чи навіть політики, а телепередачі, в яких вони коментують свою участь або неучасть у конкурсі, здіймають рейтинги каналів вище рівня міжнародних футбольних матчів". И даже в доме престарелых голодные постояльцы "шкандибали "на телевізор", щоб не пропустити телеміст Остапа-Ореста Хуховича з Гафією Задунайко". Ну, конечно, это не Юрий Андрухович и Оксана Забужко, как вы могли такое подумать! И тем более, не конкурс на "офисную прозу", проводимый не так давно одним из "патриотических" наших журналов пародируется при этом. В принципе, это вполне традиционная украинская демонология, пропущенная сквозь сито городского романа – технология, которой тщетно пытались овладеть в течение последних десяти лет немало наших авторов. В результате, на слуху осталась одна лишь традиционная" Галина Пагутяк, а остальные отсеялись в "городское". Теперь вот новый автор – встречайте. Из ее истории о конкурсе, на который уже поступило миллион рукописей, мы узнаем, "кому вигідне розмивання межі між добром і злом", а также о том, "які технології використовують організатори конкурсу, що ним захопилася вся Україна".
Viber
Telegram
Messenger
Facebook
Google +
