Литература, сообщающая нечто важное городу и миру, всегда была востребована читателем. Особенно, если речь в ней – как в книгах нашего обзора – о любимом городе, живущем в мире со своими героями и персонажами всех времен и народов, его населяющих.
Городской роман, урбанистическая повесть, сборник краевой прозы – именно то, из чего складывается образ мегаполиса, в котором отображается история.
Василь Рубан. На протилежному боці від добра. - К.: Ярославів Вал, 2015
Автор этого сборника "киевских" романов диссидентской поры - один из неожиданных предтеч постмодернизма в Украине. Ну, а как могло быть иначе в те бровастые времена, когда слово всегда расходилось с делом? Оттого все соцреалистические ценности переведены в данном случае в "параллельный" регистр борьбы украинцев за государственность, как ни дико это звучит в случае с историей про 1970-е. Ведь до недавнего времени имя автора было депортировано из литературы, а то, о чем он писал из собственного опыта, вообще "не существовало" в советской жизни – тюрьмы, психбольницы. Хотя, ценность этих романов не только в опыте выживании под галоперидолом с аминазином, а в описании студенческого быта 1970-х вместе с советским сексом. Здешняя жизнь в параллельном мире лишь изредка пересекалось с официальной. Иногда и герои этой книги живут в одной комнате общежития, учатся на одном факультете, но каждый дышит своим воздухом "правды". "Ты слышал, что Николай Щорс, который освобождал Киев от немцев, как только заикнулся про украинскую армию, то его сразу же застрелил в затылок агент от Троцкого, тогдашний российский командарм? - Не слышал. - А ты загляни в советскую энциклопедию - и увидишь, что все три командира украинской коммунистической армии, которая воевала против немцев и Петлюры: Щорс, Боженко и Черняк - погибли в течение двух недель. – Я проверю, но сейчас не об этом".
Юлия Кисина. Весна на Луне. – СПб.: Азбука, 2012
В этом "киевском" романе, где описывается, как "в шелковых кудрях темного плюща клокотал праздник гниения", его героиня свой город явно не любит. И поэтому создает собственный мир, в котором, кроме классического Булгакова, немало от южнорусской школы – телесности Бабеля, детальности Олеши, историзма Катаева. Вот и упомянутое гниение "было избыточно и великолепно, со свойственным ему южным духом – непосредственная близость к морю – всего какая-нибудь ночь езды до Одессы – и там уже настоящая жизнь: виноград, парусники и греческие торговцы". В то время как в Киеве того времени – сплошное серое и безрадостное детство в соцреалистических декорациях, со школьной рутиной, родительской опекой и прочими радостями тревожной поры подросткового инфантилизма. Упомянув, что роман откровенно биографический, отметим явный зазор между дневниковой формой, отсылающей к уморительным книжкам Сью Таунсенд, и более поздними воспоминаниями (автор романа живет в Германии). Благодаря такому стилистическому зазору, "Весна на Луне" приобретает то фантасмагорическую форму детских фантазий в духе "Амаркорда" Феллини, то почти стенографирует историю нравов в упомянутые застойные времена. "Я хотела оставаться в промежуточном состоянии зачарованности, в елисейских полях отрочества", – сообщает героиня о подобном "состоянии невесомости", и романе ей это вполне удается.
Марк Лівін. Бабине літо. – Х.; Віват, 2016
В этой семейной истории, протянувшейся от Киева до Ивано-Франковска, немало метафизики с политэкономией вкупе. Здесь взросление героя описано в манере Улисса, постигающих взрослый мир, и все-таки по-другому. Автор послесловия – а это неожиданный Любко Дереш в ипостаси сталкера - считает, что ее автор принадлежит к очередному "новому" поколению молодых, у которого – ни чувства вины, ни особого пиетета к прошлому. Например, бабушка героя, живущая в упомянутом Ивано-Франковске, куда мальца на лето отправляют в ссылку, вполне современная особа – из тех, что разбираются в футболе и жизни членов жури конкурса "Голос країни". Ну, и дедушка, понятно, тоже. "Они время от времени перебрасываются несколькими словами, - сообщают нам в этой повести. – Обычно это что-то вроде "отакі-то справи", "маєш тобі літо", "полуниця пропаде" и все такое прочее. Эти переговаривания слабо связаны между собой, но для взрослых это нормально". И поэтому – все в сад, как у классика, где проводит почти все свое время герой. Эдем – вообще ключевое слово для судьбы его сверстников - то ли родившихся во всесоюзном саду наслаждений, то ли родства не помнящих - о чем пишет в предисловии Дереш. И это вполне характерно для современной литературы, где уже давно никто никому не нужен. По крайней мере, в контексте "прошлой" жизни – уж точно.
Маргарита Сурженко. АТО. Історії зі Сходу на Захід. - Брустурів: Дискурсус, 2015
В этом сборнике киевских рассказов никто бы никуда не бежал с одним лишь рюкзаком за плечами, и ни с кем не братался, если бы не дыра. То ли в голове у власть имущих, то ли в народной памяти о "красных" завоевателях, а то и просто в квартире одной из героинь книги, что родом из Луганска. "Не знаю, кто ее сделал: "террористы", или армия, которая пыталась мудро выгнать их из города, - признается она уже в поезде, несущем ее в Киев. - Я мало что понимала, когда увидела, что моя квартира превратилась в груду металлолома, даже не оценила возможности загорать летом, не вставая с кровати, а зимой – романтично ловить снежинки ртом..." Впрочем, герои этих рассказов разные, случаются и не такие инфантильные, хоть в Киеве, куда они попадают, народ довольно пестрый. "Вместо фашистов и националистов чаще всего встречались бородатые мужчины, - оглядываются приезжие. - Я даже подумала о том, что это какой-то волосяной вирус. А может, именно так и выглядят националисты? У Гитлера были усы, а вот у украинских фашистов они эволюционировали еще и в пышные бороды". Однако, кроме фашистов, которые обыкновенными хипстерами улыбаются в "Макдональдсе", в Киеве немало других плюсов. Именно их находят со временем переселенцы. И ничего что в сердце каждого из них дыра величиной с разбомбленную квартиру. Зато теперь их видно насквозь.
Курбан Сеїд. Алі та Ніно. – Х.: Віват, 2016
История этого романа таинственна и загадочна. Один из трех его возможных авторов, спрятавшихся за экзотическим псевдонимом, родом из Киева, второй учился здесь на юридическом факультете, ну а соотечественники третьего в свое время дважды оккупировали город. В любом случае, автору книги, изданной в Третьем Рейхе в 1930-х годах, пришлось бежать из страны, его роман был забыт и уже в наше время найден на барахолке, откуда загремел в поднебесье всемирной славы. Будучи, кстати, переведен на все известные языки, включая индонезийский. В чем его сила, спросите? А вот в чем. "Восточная" тема популярна у отечественного читателя благодаря сериалу "Роксолана", это понятно. Все полезное приходит у нас в литературу из кино, а не наоборот. И сталкивается, натурально, с этой самой литературой. Оказывается, мы это уже видели, летали, смотрели-плакали. Итак, в чем актуальность. Полюбил в начале ХХ века на фоне нефтяной столицы, то есть, Баку – азербайджанец грузинку. И это что означает? А это означает, что и в дагестанском ауле, и в персидском гареме сошлись лед и пламень, мусульманин и христианка, Европа и Азия, Восток и Западом. И главная актуальность этого международного бестселлера для Украины в том, что приходится определяться с выбором, самоидентификацией и прочими геополитическими предпочтениями.