Герои этих нескучных книжек давно уже стали персонажами если не всеукраинского фольклора, то киевского космоса отношений с действительностью – точно. Сюжеты знакомы из истории, а действие напоминает фабулу известных кинофильмов. Только где и когда мы все это видели, слышали, узнавали? Теперь об этом - киевском, всесоюзном, всемирном - можно, наконец, и прочитать.
Остап Дроздов. №1. – Л.: Видавництво Анетти Антоненко, 2016
Эта книга с подзаголовком "роман-взрыв" и впрямь может стать бестселлером №1 на издательском рынке. И даже не потому, что авторская исповедь – жанр довольно востребованный на фоне выдуманных историй, а исключительно благодаря искренности интонации. Дело в том, что рефлексий на тему "детство, детство - будь ты проклято", которым предается герой "№1" Остапа Дроздова, вроде бы хватает среди подрастающего поколения авторов десятых годов. Но вот только все они, как правило, о выживании в среде себе подобных, а здесь – жизнь бунтаря, нонконформиста с темой диссертации "Журналистика как инструмент Апокалипсиса". Причем, бунтаря, не сдающего позиций "своей правды" ни в школе, ни в университете, ни в семье, где дедушка служил в Красной армии, а бабушка развешивала антисоветские листовки.
Таким образом, этот необычный для нашего времени роман – своеобразная притча и памфлет о выходе личности из "семейной традиции" в космос "общественных отношений". Когда важно не время, растянувшееся в "№1" из прошлого в настоящее с перехлестом в недалекое будущее – а место. Там, где ты родился и собираешься либо жить, либо выживать. Например, в родных краях, да? На самом деле, нет. "Я не раз проклинав країну свого походження, - сознается герой романа, - і пересвідчувався, що вона ніби придумана небесами як експериментальний полігон для випробувань цивілізаційного трешу на живих людях".
Олексій Нікітін. Victory Park. – Х.: Фабула, 2016
Роман известного киевского писателя, до недавнего времени публиковавшегося в российских издательствах, этим летом впервые появился в переводе на украинский. Занятное чтение, стоит отметить, и увлекательное. Ну, и трагическое, конечно, если упомянуть Афганскую войну, захлестнувшую не только "коллективную память" эпохи, но даже локальный сюжет романа с обороной киевского парка "Победа" ветеранами, идущими на милицию под "Интернационал".
По сути, метафорический и метафизический "Victory Park" Алексея Никитина для сегодняшнего дня – это почти альтернативная история – вот что такое этот авантюрный роман со временем, случившийся в Киеве перед самым развалом Советского Союза. Ведь о том, как жилось нам в ту бровастую эпоху, вы не найдете в официальных документах – газетных передовицах, воспоминаниях строителей БАМа и прочем агитпропе. "Джинси Віля купив минулого літа, - начинает свой "галантерейный" рассказ автор. - Узяв дві пари за вісім червінців у фіна з "Ленінської Кузні" у валютному барі "Либіді". Другу пару потім скинув за стольник Белфасту, відбивши покупку. А той уже за двісті загнав її на "точці". Віля не фарцював постійно, тільки іноді бомбив випадкових фірмачів. А в Белфаста ця справа була неабияк поставлена".
И еще эта проза кивает в сторону забытого советского кино. Например того, где герой Панкратова-Черного представился Челентано, чтобы попасть на великосветскую тусовку. То же самое здесь, у Никитина в "Victory Park", где герой, как две капли воды похожий на актера Боярского, напропалую пользуется расположением местных девиц.
И все-таки энциклопедия жизни в этом романе гораздо шире представлена не отношениями героев, а дружбой между обычными бытовыми вещами. Рубашки "Wrangler" и журнал "Здоровье", велосипеды "Украина" и "Минск", салат "Оливье" с "Докторской" колбасой и женские кроссовки "Puma" тридцать шестого размера. С которых, собственно, и началась эта трагикомическая история победы над одним, отдельно взятым государством на бывшей карте нашей Родины.
Остап Соколюк. Ені. - К.: KM-БУКС, 2016
Неприкаянность героев этой прозы иногда попросту зашкаливает. Судите сами – все они живут "кинематографической" жизнью выдуманных героев, без особых территориальных привязок, семьи, друзей и прочей бытовой дидактики. На самом деле, все именно так и происходит в сегодняшнем мире не то чтобы новых технологий, но скоростных – это точно. Так и сюжет "Ені" Остапа Соколюка, напоминающий то "Алису в городах" Вендерса, то "Город грехов-2" Родригеса – мчится к своей неминуемой развязке. А как иначе? Скажем, приезжает в незнакомый город девушка, за которой, оказывается, охотятся, садится в то же такси, куда садится следующий, не менее главный герой. Который, в свою очередь, владея не менее беззаботной профессией игрока в покер (не на раздевание, нет), знакомится со следующим персонажем, и так далее, пока мы ходим на работу в офис, стоим в очереди на маршрутку и смотрим "Голос Украины". Причем, основная фишка в том, что живущие таким "киношным" образом герои обитают не на Марсе и не в фильмах Тарантино. Все это здесь и теперь, и родства не помнящие герои, с которыми приключаются разные фантастические истории, живут почти рядом, но только в параллельном мире "не такой" жизни. На самом деле, все просто и вполне неестественно, ведь так давно уже сосуществуют с бабушкой по подъезду и дедушкой на этаже – фрилансеры и хакеры, геймеры и стримеры, которые только и видят цветные сны о своем беспросветном будущем.
Лесь Подерв’янський. ПЗТ. – К.: Наш формат, 2016
Не так давно книги этого одиозного автора продавалась в политкорректном целлофане и с упреждающим знаком: "Увага! Ненормативна лексика. Не рекомендується особам до 18 років". Сегодня скандально известные тексты уже вряд ли вызовут читательскую аллергию на фирменный эпатаж Подервянского, и особого криминала в очередном переиздании сатирических пьес, сценок брежневского разлива в матерном изложении и вообще "всех известных науке текстов" автора, как предупреждает аннотация, явно не наблюдается. И даже не потому, что всесоюзную славу они обрели в самиздате 70-80-х годов, а позднее даже были изданы на аудиокассетах и CD-дисках.
Просто есть нечто в этих текстах, что заставляет их казаться не только эпатажными и гротескными, но и, как ни дико, интеллектуальными. Во-первых, они не то чтобы не для слабонервных, но как бы для внутреннего пользования богемы. Монструозные "Гамлєт, або феномен датського кацапізму", "Пацавата історія", "Данко", "Васіліса Єгоровна і мужичкі" проводят свою эстетическую линию, ориентированную не на возмущение абстрактного читателя, но на восприятие особой средой, разделяющей упомянутые знаки "интеллектуального" бытия. И со временем ее представителей среди "обыкновенных" читателей становится все больше, ведь тесты Подервянского все глубже уходят в народ, становясь откровенным и безусловным фольклором.
Слава Світова. Жила-була Я. - К.: Брайт Стар Паблішинг, 2016
Как и многие из персонажей нашей теперешней жизни, родители героини этой забавной книжки едут в столичные дали на заработки. А что же их взбалмошная дочка, которую оставили на хозяйстве с рыжим котом и разбитыми надеждами на более приятный, то бишь, золотой цвет ее светлого будушего? Судя по предыдущим сюжетам этой "теплой" серии, каждый раз обещающей приключения гораздо горячее, чем погода в августе, ждать милостей от природы, как какие-нибудь мичуринцы из папиного с маминым прошлого она точно не будет.
В своеобразном дневнике героини о том, что же случается сегодня с веселыми девчонками сродни Пеппи Длинного Чулка, знающих, тем не менее, как правильно заварить чай директору, зачем ходить на тайский массаж и куда бежать в поисках Прекрасного Принца, нас ждет настоящий фейерверк даже не горячих, а обжигающих своей искренностью и юмором историй. Здесь и собеседование в посольстве, и поездка к бабушке, и даже просто поиски работы в столице, оборачивающиеся настоящим уморительным приключением. "Роботу знайти – не поле перейти, - глубокомысленно сообщает героиня. – І навіть не грядку, і не присадибну ділянку, і не клумбу, і не Пушкінський парк, що неподалік станції метро Шулявська…" Ясно, что дальше нас ждет целый букет главок-юморесок на "корпоративную" тематику о том, как наша веселая девчонка в Киеве "работу работала", а после каталась на метро, роликах и прочем веселом транспорте своей бесшабашной жизни в искусстве. И в первую очередь - искусстве оставатися самим собою в толпе, времени и заодно уж литературе.